Фридрих ницше - биография, информация, личная жизнь. Краткая биография фридриха ницше Самый продуктивный период жизни

Ницше Фридрих Вильгельм (1844 – 1900 гг.)

Немецкий философ. Родился в семье деревенского пастора в небольшом селении Реккен на границе Пруссии и Силезии. После окончания гимназии поступил в престижную профессиональную школу около Наумбурга - закрытое учебное заведение для детей из аристократических семей. Там он написал свое первое сочинение - «О музыке», которое сразу же позволило ему выдвинуться в число лучших учеников.

Далее он продолжает образование в Боннском и Лейпцигском университетах. Уже его студенческие научные работы были настолько интересны по содержанию и глубине анализа, что обращали на себя внимание профессоров.

После окончания университета ему предлагают должность профессора классической философии Базельского университета. Вскоре молодому ученому присудили степень доктора философии без предварительной защиты диссертации, на основании только журнальных статей.

Еще в университете Ницше познакомился с крупнейшим немецким композитором Р. Вагнером. Музыка Вагнера производила на Ницше такое же ошеломляющее впечатление, как на Вагнера - сочинения Ницше. Хотя Ницше вошел в историю мировой культуры прежде всего как философ, сам он считал себя музыкантом. Даже о своих сочинениях Ницше как-то написал, что это «музыка, случайно записанная не нотами, а словами». Страсть к музыке возникла у него еще в раннем детстве и прошла через всю его жизнь. Но это не была лишь жажда сочинять или слушать - Ницше был музыкантом в другом, более широком смысле слова: музыка для него была синонимом высшего начала в искусстве.

Во время Франко-прусской войны 1870-1871 гг. Ницше добился, чтобы его отправили на фронт в качестве санитара, но почти сразу же после прибытия заболел и оказался в госпитале. Так и не оправившемуся от болезни Ницше приходится оставить преподавательскую деятельность.

Чем сильнее прогрессировала его душевная болезнь, тем яростнее сопротивлялся ей Ницше и тем жизнерадостнее становились его сочинения и письма. Страдая от недуга, он тем не менее пишет книгу с удивительным название - «Веселая наука», а вслед за ней - музыкальную композицию «Гимн жизни». Эти произведения стали своеобразным прологом к одному из главных его сочинений - «Так говорил Заратустра».

Последние девять лет Ницше уже не мог работать и провел в упорнейшей борьбе с болезнью. Умер в Веймаре.

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Шрифт:

100% +

Изречения и афоризмы Ф. Ницше. Злая мудрость
Составитель Л.М. Мартьянова

Извилист путь великих

Известный немецкий философ Фридрих Вильгельм Ницше родился 15 октября 1844 года в местечке Реккен у Лютцена.

Предками философа были польские дворяне Ницки. Отец, Карл Людвиг Ницше, был приходским священником, он получил церковный приход от прусского короля Фридриха Вильгельма IV. Своим именем философ обязан глубокому благоговению отца перед королем.

К сожалению, семья рано потеряла кормильца – он умер в возрасте тридцати шести лет, – когда Фридриху не было и пяти лет. Как и отец, Фридрих был слаб здоровьем, и на всем его физическом состоянии лежал след уходящей жизни. Стремление преодолеть недуг вылилось в духовную активность, в желание жить полнокровной, многогранной жизнью. Он серьезно увлекается музыкой, даже сочиняет ее. Проявляется его поэтическая одаренность. В десять лет он серьезно размышляет о композициях Гайдна, Моцарта, Бетховена, Мендельсона. Музыка осталась с ним на всю жизнь. Музыка озаряла его философские мысли и поэзию.

Позднее, увлекаясь теологией и филологией, Ницше отдает предпочтение филологии, он занимался в Лейпцигском университете в семинарах профессора Ф.В. Ричля.

В двадцать два года Ницше был сотрудником «Центральной литературной газеты».

Позднее он стал профессором классической филологии Базельского университета.

Из-под его пера выходят сочинения, написанные в жанре философско-художественной прозы, стихи.

«Рождение трагедии из духа музыки» – первая опубликованная книга Ницше. Потом будут «Сумерки кумиров», «Человеческое, слишком человеческое», «Веселая наука», «Утренняя заря», «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Генеалогия морали» и другие.

В России познакомились с творчеством Фридриха Ницше, когда уже вышли его основные произведения. Мысли Ницше опережали развитие общества. При жизни он с трудом находил издателей для своих книг. Лишь одинокие голоса поддерживали его. Но время шло, и многие находили духовную близость с ним.

Европейские критики тех лет нередко упоминали о близости творчества Ницше к русской культуре, в частности, к произведениям Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого.

Так или иначе, но истинно русской культуре, как и творчеству Ницше, присущи легкая меланхолия, безыскусная тоска, мечтательность. «Философия жизни» пронизывает все творчество этого яркого представителя немецкой культуры.

В этой книге собраны самые ценные зерна мыслей Фридриха Ницше.

Л.М. Мартьянова

Сердце здесь мужчина, а голова – женщина

Я хочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния из темной тучи, называемой человеком.

Человек есть нечто, что должно превзойти.

Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью.

Все в женщине – загадка, и все в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью.

Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки.

Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина – для отдохновения воина; все остальное – глупость.

Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому любит он женщину; в самой сладкой женщине есть еще горькое.

Лучше мужчины понимает женщина детей, но мужчина больше ребенок, чем женщина.

Пусть в вашей любви будет ваша честь! Вообще женщина мало понимает в чести. Но пусть будет ваша честь в том, чтобы всегда больше любить, чем быть любимой, и никогда не быть второй.

Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо она приносит любую жертву и всякая другая вещь не имеет для нее цены.

Пусть мужчина боится женщины, когда она ненавидит: ибо мужчина в глубине души только зол, а женщина еще дурна.

Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины называется: он хочет.

И повиноваться должна женщина, и найти глубину к своей поверхности. Поверхность – душа женщины, подвижная, бурливая пленка на мелкой воде.

Но душа мужчины глубока, ее бурный поток шумит в подземных пещерах; женщина чует его силу, но не понимает ее.

Не только вширь должен ты расти, но и ввысь! Да поможет тебе в этом сад супружества!

Люди не равны.

Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать.

Одинаковые аффекты у мужчины и женщины все-таки различны в темпе – поэтому-то мужчина и женщина не перестают не понимать друг друга.

У самих женщин в глубине их личного тщеславия всегда лежит безличное презрение – презрение «к женщине» .

Стать зрелым мужем – это значит снова обрести ту серьезность, которою обладал в детстве, во время игр.

Огромные ожидания от половой любви и стыд этих ожиданий заранее портят женщинам все перспективы.

Там, где не подыгрывает любовь или ненависть, женщина играет посредственно.

Даже конкубинат развращен – браком.

Наука уязвляет стыдливость всех настоящих женщин. При этом они чувствуют себя так, точно им заглянули под кожу или, что еще хуже, под платье и убор.

Оба пола обманываются друг в друге – от этого происходит то, что, в сущности, они чтут и любят только самих себя (или, если угодно, свой собственный идеал). Таким образом, мужчина хочет от женщины миролюбия, – а между тем женщина по существу своему как раз неуживчива, подобно кошке, как бы хорошо она ни выучилась выглядеть миролюбивой.

В мщении и любви женщина более варвар, чем мужчина.

Если женщина обнаруживает научные склонности, то обыкновенно в ее половой системе что-нибудь да не в порядке. Уже бесплодие располагает к известной мужественности вкуса; мужчина же, с позволения сказать, как раз «бесплодное животное».

Сравнивая в целом мужчину и женщину, можно сказать следующее: женщина не была бы так гениальна в искусстве наряжаться, если бы не чувствовала инстинктивно, что ее удел – вторые роли.

Соблазнить ближнего на хорошее о ней мнение и затем всей душой поверить этому мнению ближнего, – кто сравнится в этом фокусе с женщинами!

И истина требует, подобно всем женщинам, чтобы ее любовник стал ради нее лгуном, – но не тщеславие ее требует этого, а ее жестокость.

Нечто схожее с отношением обоих полов друг к другу есть и в отдельном человеке, именно, отношение воли и интеллекта (или, как говорят, сердца и головы) – это суть мужчина и женщина; между ними дело идет всегда о любви, зачатии, беременности. И заметьте хорошенько: сердце здесь мужчина, а голова – женщина!

«Не существует человека, ибо не существовало первого человека!» – так заключают животные.

Что «глупая женщина с добрым сердцем стоит высоко над гением», это звучит весьма учтиво – в устах гения. Это его любезность, – но это и его смышленость.

Женщина и гений не трудятся. Женщина была до сих пор величайшей роскошью человечества. Каждый раз, когда мы делаем все, что в наших силах, мы не трудимся. Труд – лишь средство, приводящее к этим мгновениям.

Женщины гораздо более чувственны, чем мужчины, – именно потому, что они далеко не с такой силой осознают чувственность как таковую, как это присуще мужчинам.

Для всех женщин, которым обычай и стыд воспрещают удовлетворение полового влечения, религия, как духовное расцепление эротической потребности, оказывается чем-то незаменимым.

Потребности сердца. Животные во время течки не с такой легкостью путают свое сердце и свои вожделения, как это делают люди и особенно бабенки.

Если женщина нападает на мужчину, то оттого лишь, чтобы защититься от женщины. Если мужчина заключает с женщиной дружбу, то ей кажется, что он делает это оттого, что не в состоянии добиться большего.

Наш век охоч до того, чтобы приписывать умнейшим мужам вкус к незрелым, скудоумным и покорным простушкам, вкус Фауста к Гретхен; это свидетельствует против вкуса самого столетия и его умнейших мужей.

У многих женщин, как у медиумических натур, интеллект проявляется лишь внезапно и толчками, притом с неожиданной силой: дух веет тогда «над ними», а не из них, как кажется. Отсюда их трехглазая смышленость в путаных вещах, – отсюда же их вера в наитие.

Женщин лишает детскости то, что они постоянно возятся с детьми, как их воспитатели.

Достаточно скверно! Время брака наступает гораздо раньше, чем время любви: понимая под последним свидетельство зрелости – у мужчины и женщины.

Возвышенная и честная форма половой жизни, форма страсти, обладает нынче нечистой совестью. А пошлейшая и бесчестнейшая – чистой совестью.

Брак – это наиболее изолганная форма половой жизни, и как раз поэтому на его стороне чистая совесть.

Брак может оказаться впору таким людям, которые не способны ни на любовь, ни на дружбу и охотно стараются ввести себя и других в заблуждение относительно этого недостатка, – которые, не имея никакого опыта ни в любви, ни в дружбе, не могут быть разочарованы и самим браком.

Брак выдуман для посредственных людей, которые бездарны как в большой любви, так и в большой дружбе, – стало быть, для большинства: но и для тех вполне редкостных людей, которые способны как на любовь, так и на дружбу.

Кто не способен ни на любовь, ни на дружбу, тот вернее всего делает свою ставку – на брак.

Кто сильно страдает, тому завидует дьявол и выдворяет его – на небо.

Лишь в зрелом муже становится характерный признак семьи вполне очевидным; меньше всего в легко возбудимых, импульсивных юношах. Прежде должна наступить тишина, а количество влияний, идущих извне, сократиться; или, с другой стороны, должна значительно ослабеть импульсивность. – Так, стареющим народам свойственна словоохотливость по части характерных для них свойств, и они отчетливее обнаруживают эти свойства, чем в пору своего юношеского цветения.

Этой паре присущ, по сути дела, одинаковый дурной вкус: но один из них тщится убедить себя и нас в том, что вкус этот – верх изысканности. Другой же стыдится своего вкуса и хочет убедить себя и нас в том, что ему присущ иной и более изысканный – наш вкус. К одному из этих двух типов относятся все филистеры образования.

Он называет это верностью своей партии, но это лишь его комфорт, позволяющий ему не вставать больше с этой постели.

Счастье бегает за мной. Это потому, что я не женщина. А счастье – женщина.

Только тот, кто достаточно мужчина, освободит в женщине – женщину.

Плохих супругов находил я всегда самыми мстительными: они мстят целому миру за то, что уже не могут идти каждый отдельно.

Омрачение, пессимистическая окраска – неизбежные спутники просвещения... Женщины полагали, со свойственным женщине инстинктом, всегда становящимся на сторону добродетели, что виною тому безнравственность.

Естественнее стало наше высшее общество – общество богатых, праздных: люди охотятся друг на друга, половая любовь – род спорта, в котором брак играет роль препятствия и приманки; развлекаются и живут ради удовольствия; на первом месте ценят телесные преимущества; развито любопытство и смелость.

Великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь!

Только как символ высшей добродетели достигло золото высшей ценности. Как золото, светится взор у дарящего. Блеск золота заключает мир между луною и солнцем.

Властью является эта новая добродетель; господствующей мыслью является она и вокруг нее мудрая душа: золотое солнце и вокруг него змея познания.

Живите, воюя с равными

От времени до времени немного яду: это вызывает приятные сны. А в конце побольше яду, чтобы приятно умереть.

Уметь спать – не пустячное дело: чтобы хорошо спать, надо бодрствовать в течение целого дня.

Десять истин должен найти ты в течение дня: иначе ты будешь и ночью искать истины и твоя душа останется голодной.

Живи в мире с Богом и соседом: этого требует хороший сон. И живи также в мире с соседским чертом! Иначе ночью он будет посещать тебя.

Этот мир, вечно несовершенный, отражение вечного противоречия и несовершенный образ – опьяняющая радость для его несовершенного Творца, – таким казался мне некогда мир.

Нет спасения для того, кто так страдает от себя самого, – кроме быстрой смерти.

Глупец тот, кто остается жить, и мы настолько же глупы. Это и есть самое глупое в жизни!

Если бы вы больше верили в жизнь, вы бы меньше отдавались мгновению.

Да, изобретена была смерть для многих, но она прославляет самое себя как жизнь: поистине, сердечная услуга всем проповедникам смерти!

Где кончается уединение, там начинается базар; и где начинается базар, начинается и шум великих комедиантов, и жужжанье ядовитых мух.

В городах трудно жить: там слишком много похотливых людей.

Маленькое мщение более человечно, чем отсутствие всякой мести.

И каждый желающий славы должен уметь вовремя проститься с почестью и знать трудное искусство – уйти вовремя.

У одних сперва стареет сердце, у других – ум. Иные бывают стариками в юности; но кто поздно юн, тот надолго юн.

Иному не удается жизнь: ядовитый червь гложет ему сердце. Пусть же постарается он, чтобы тем лучше удалась ему смерть.

Живут слишком многие, и слишком долго висят они на своих сучьях. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева все гнилое и червивое!

Но зрелый муж больше ребенок, чем юноша, и меньше скорби в нем: лучше понимает он смерть и жизнь.

В вашей смерти должны еще гореть ваш дух и ваша добродетель, как вечерняя заря горит на земле, – или смерть плохо удалась вам.

Поистине, местом выздоровления должна еще стать земля! И уже веет вокруг нее новым благоуханием, приносящим исцеление, – и новой надеждой!

Великий полдень – когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду: ибо это есть путь к новому утру.

Созидать – это великое избавление от страдания и облегчение жизни. Но чтобы быть созидающим, надо подвергнуться страданиям и многим превращениям.

Большие одолжения порождают не благодарных, а мстительных; и если маленькое благодеяние не забывается, оно обращается в гложущего червя.

Но мелкая мысль похожа на грибок: он и ползет, и прячется, и нигде не хочет быть, пока все тело не будет вялым и дряблым от маленьких грибков.

И когда я с глазу на глаз говорил со своей дикой мудростью, она сказала мне с гневом: «Ты желаешь, ты жаждешь, ты любишь, потому только ты и хвалишь жизнь!»

Тому повелевают, кто не может повиноваться самому себе. Таково свойство всего живого.

И как меньший отдает себя большему, чтобы тот радовался и власть имел над меньшим, – так приносит себя в жертву и больший и из-за власти ставит на доску – жизнь свою.

Привлекательность познания была бы ничтожна, если бы на пути к нему не приходилось преодолевать столько стыда.

Мы плохо всматриваемся в жизнь, если не замечаем в ней той руки, которая щадя – убивает.

В мирной обстановке воинственный человек нападает на самого себя.

Ужасные переживания жизни дают возможность разгадать, не представляет ли собою нечто ужасное тот, кто их переживает.

Такой холодный, такой ледяной, что об него обжигают пальцы! Всякая рука содрогается, прикоснувшись к нему! – Именно поэтому его считают раскаленным.

В снисходительности нет и следа человеконенавистничества, но именно потому-то слишком много презрения к людям.

Опасность счастья: «Все служит на благо мне; теперь мила мне всякая судьба – кому охота быть судьбой моей?»

Вращаясь среди ученых и художников, очень легко ошибиться в обратном направлении: нередко в замечательном ученом мы находим посредственного человека, а в посредственном художнике очень часто – чрезвычайно замечательного человека.

Мы поступаем наяву так же, как и во сне: мы сначала выдумываем и сочиняем себе человека, с которым вступаем в общение, – и сейчас же забываем об этом.

Нашему тщеславию хочется, чтобы то, что мы делаем лучше всего, считалось самым трудным для нас. К происхождению многих видов морали.

Мысль о самоубийстве – сильное утешительное средство: с ней благополучно переживаются иные мрачные ночи.

Взглянуть на науку под углом зрения художника, на искусство же – под углом зрения жизни.

Человек удивляется также и самому себе, тому, что он не может научиться забвению и что он навсегда прикован к прошлому; как бы далеко и как бы быстро он ни бежал, цепь бежит вместе с ним.

Не чудо ли, что мгновение, которое столь же быстролетно появляется, как и исчезает, которое возникает из ничего и превращается в ничто, что это мгновение тем не менее возвращается снова, как призрак, и нарушает покой другого.

Если счастье, если погоня за новым счастьем в каком бы то ни было смысле есть то, что привязывает живущего к жизни и побуждает его жить дальше, то, может быть, циник ближе к истине, чем всякий другой философ, ибо счастье животного, как самого совершенного циника, служит живым доказательством истинности цинизма.

Всякая деятельность нуждается в забвении, подобно тому как всякая органическая жизнь нуждается не только в свете, но и в темноте.

В природе нет точной прямой линии, нет действительного круга и нет абсолютного мерила величины.

Чем менее люди связаны традицией, тем сильнее становится внутреннее движение мотивов, и тем больше соответственно тому становится в свою очередь внешнее беспокойство, взаимное столкновение людских течений, полифония стремлений.

Заблуждение о жизни необходимо для жизни.

Всякая вера в ценность и достоинство жизни основана на нечистом мышлении; она возможна только потому, что сочувствие к общей жизни и страданиям человечества весьма слабо развито в личности. Даже те редкие люди, мысль которых вообще выходит за пределы их собственной личности, усматривают не эту всеобщую жизнь, а только ограниченные части последней.

Если уметь обращать взор преимущественно на исключения – я хочу сказать, на высокие дарования и богатые души, – если их возникновение считать целью мирового развития и наслаждаться их деятельностью, то можно верить в ценность жизни именно потому, что при этом упускаешь из виду других людей, т. е. мыслишь нечисто.

Огромное большинство людей как раз выносит жизнь без особого ропота и, следовательно, верит в ценность жизни – и притом именно потому, что каждый ищет и утверждает только себя самого и не выходит за пределы себя, как упомянутые исключения: все внеличное для них совсем незаметно или в крайнем случае заметно лишь как бледная тень.

Вся человеческая жизнь глубоко погружена в неправду; отдельный человек не может извлечь ее из этого колодца, не возненавидя при этом из глубины души своего прошлого, не признавая нелепыми свои нынешние мотивы вроде мотива чести и не встречая насмешкой и презрением тех страстей, которые проталкивают его к будущему и к счастью в будущем.

Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть.

Первым признаком, что зверь стал человеком, является то, что его действия направлены уже не на благополучие данного мгновения, а на длительное благосостояние, т. е. человек становится полезным, целесообразным: тут впервые прорывается наружу свободное господство разума.

Еще живу я, еще мыслю я: я должен еще жить, ибо я должен еще мыслить.

Я хочу все больше учиться смотреть на необходимое в вещах, как на прекрасное: так буду я одним из тех, кто делает вещи прекрасными.

Есть определенная высшая точка жизни: достигнув ее и насильственно отспорив у прекрасного хаоса существования всякий заботливый разум и доброту, мы со всей нашей свободой подвергаемся вновь величайшей опасности духовной несвободы и тягчайшему испытанию нашей жизни.

Решительно все вещи, которые нас касаются, то и дело идут нам во благо. Жизнь ежедневно и ежечасно словно бы и не желает ничего иного, как всякий раз наново доказывать это положение: о чем бы ни шла речь – о дурной или хорошей погоде, потере друга, болезни, клевете, задержке письма, вывихе ноги, посещении торговой лавки, контраргументе, раскрытой книге, сне, обмане, – все это оказывается тотчас же или в самом скором времени чем-то, чего «не могло не быть», – все это исполнено глубокого смысла и пользы именно для нас .

Каждый хочет быть первым в этом будущем, – и все же только смерть и гробовая тишина есть общее для всех и единственно достоверное в нем!

Мне доставляет счастье – видеть, что люди совсем не желают думать о смерти! Я бы охотно добавил что-нибудь к этому, чтобы сделать им мысль о жизни еще во сто крат достпойнее размышления.

Однажды – и, должно быть, скоро – придется осознать, чего главным образом недостает нашим большим городам: тихих и отдаленных, просторных мест для размышления.

Живите, воюя с равными вам и с самими собой.

Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.

Я должен быть ангелом, если только я хочу жить: вы же живете в других условиях.

Что же поддерживало меня? Всегда лишь беременность. И всякий раз с появлением на свет творения жизнь моя повисала на волоске.

Заблистать через триста лет – моя жажда славы.

Жизнь ради познания есть, пожалуй, нечто безумное; и все же она есть признак веселого настроения. Человек, одержимый этой волей, выглядит столь же потешным образом, как слон, силящийся стоять на голове.

Кто в состоянии сильно ощутить взгляд мыслителя, тот не может отделаться от ужасного впечатления, которое производят животные, чей глаз медленно, как бы на стержне, вытаращивается из головы и оглядывается вокруг.

Он одинок и лишен всего, кроме своих мыслей; что удивительного в том, что он часто нежится и лукавит с ними и дергает их за уши! – А вы, грубияны, говорите – он скептик.

Во всякой морали дело идет о том, чтобы открывать либо искать высшие состояния жизни, где разъятые доселе способности могли бы соединиться.

Иное существование лишено смысла, разве что оно заставляет нас забыть другое существование. И есть также опийные поступки.

Наши самоубийцы дискредитируют самоубийство – не наоборот.

Мы должны быть столь же жестокими, сколь и сострадательными: остережемся быть более бедными, чем сама природа!

Давать каждому свое – это значило бы: желать справедливости и достигать хаоса.

Сначала приспособление к творению, затем приспособление к его Творцу, говорившему только символами.

Отнюдь не самым желательным является умение переваривать все, что создало прошлое: так, я желал бы, чтобы Данте в корне противоречил нашему вкусу и желудку.

Величайшие трагические мотивы остались до сих пор неиспользованными: ибо что знает какой-нибудь поэт о сотне трагедий совести?

«Герой радостен» – это ускользало до сих пор от сочинителей трагедий.

Стиль должен всякий раз быть соразмерным тебе относительно вполне определенной личности, которой ты хочешь довериться. (Закон двойного соотношения.)

Богатство жизни выдает себя через богатство жестов. Нужно учиться ощущать все – длину и краткость предложения, пунктуацию, выбор слов, паузы, последовательность аргументов – как жесты.

Осторожно с периодами! Право на периоды дано лишь тем людям, которым и в речи свойственно долгое дыхание. Для большинства период – это вычурность.

Испытываешь ужас при мысли о том, что внезапно испытываешь ужас.

Помимо нашей способности к суждениям мы обладаем еще и нашим мнением о нашей способности судить.

Ты хочешь, чтобы тебя оценивали по твоим замыслам, а не по твоим действиям? Но откуда же у тебя твои замыслы? Из твоих действий!

Мы начинаем подражателями и кончаем тем, что подражаем себе, – это есть последнее детство.

«Я оправдываю, ибо и я поступил бы так же» – историческое образование. Мне страшно! Это значит: «я терплю самого себя – раз так!»

Если что-то не удается, нужно вдвое оплачивать помощь своему помощнику.

Наше внезапно возникающее отвращение к самим себе может в равной степени быть результатом как утонченного вкуса, – так и испорченного вкуса.

Всякое сильное ожидание переживает свое исполнение, если последнее наступает раньше, чем его ожидали.

Для очень одинокого и шум оказывается утешением.

Одиночество придает нам большую черствость по отношению к самим себе и большую ностальгию по людям: в обоих случаях оно улучшает характер.

Иной находит свое сердце не раньше, чем он теряет свою голову.

Есть черствость, которой хотелось бы, чтобы ее понимали как силу.

Человек никогда не имеет, ибо человек никогда не есть. Человек всегда приобретает или теряет.

Доподлинно знать, что именно причиняет нам боль и с какой легкостью некто причиняет нам боль, и, зная это, как бы наперед предуказывать своей мысли безболезненный для нее путь – к этому и сводится все у многих любезных людей: они доставляют радость и вынуждают других излучать радость, – так как их очень страшит боль; это называют «чуткостью». – Кто по черствости характера привык рубить сплеча, тому нет нужды ставить себя таким образом на место другого, и зачастую он причиняет ему боль: он и понятия не имеет об этой легкой одаренности на боль.

Можно так сродниться с кем-нибудь, что видишь его во сне делающим и претерпевающим все то, что он делает и претерпевает наяву, – настолько сам ты смог бы сделать и претерпеть это.

«Лучше лежать в постели и чувствовать себя больным, чем быть вынужденным делать что-то» – по этому негласному правилу живут все самоистязатели.

Человек придает поступку ценность, но как удалось бы поступку придать ценность человеку!

Я хочу знать, есть ли ты творческий или переделывающий человек, в каком-либо отношении: как творческий, ты принадлежишь к свободным, как переделывающий, ты – их раб и орудие.

Мы хвалим то, что приходится нам по вкусу: это значит, когда мы хвалим, мы хвалим собственный вкус – не грешит ли это против всякого хорошего вкуса?

Незаурядный человек познает в несчастье, сколь ничтожно все достоинство и порядочность осуждающих его людей. Они лопаются, когда оскорбляют их тщеславие, – нестерпимая, ограниченная скотина предстает взору.

Из своего озлобления к какому-то человеку стряпаешь себе моральное негодование – и любуешься собою после; а из пресыщения ненавистью – прощение – и снова любуешься собою.

Дюринг, верхогляд, повсюду ищет коррупцию, – я же ощущаю другую опасность эпохи: великую посредственность – никогда еще не было такого количества честности и благонравия.

«Наказание» – именно так называет само себя мщение: с помощью лживого слова оно притворяется чистой совестью.

Чтобы приятно было смотреть на жизнь, надо, чтобы ее игра хорошо была сыграна, – но для этого нужны хорошие актеры.

И какова бы ни была моя судьба, то, что придется мне пережить, – всегда будет в ней странствование и восхождение на горы: в конце концов мы переживаем только самих себя.

Чтобы видеть многое, надо научиться не смотреть на себя: эта суровость необходима каждому, кто восходит на горы.

Чего не отдал бы я, чтобы иметь одно: живое насаждение моих мыслей и утренний рассвет моей высшей надежды!

Кто не может благословлять, должен научиться проклинать!

Преодолей самого себя даже в своем ближнем: и право, которое ты можешь завоевать себе, ты не должен позволять дать тебе!

Кто не может повелевать себе, должен повиноваться. Иные же могут повелевать себе, но им недостает еще многого, чтобы уметь повиноваться себе!

Так хочет этого характер душ благородных: они ничего не желают иметь даром, всего менее жизнь.

Совестливость духа моего требует от меня, чтобы знал я что-нибудь одно и остальное не знал: мне противны все половинчатые духом, все туманные, порхающие и мечтательные.

Дух есть жизнь, которая сама врезается в жизнь.

Даже королю не зазорно быть поваром.

Нет для меня сегодня ничего более драгоценного и более редкого, чем правдивость.

В уединении растет то, что каждый вносит в него, даже внутренняя скотина. Поэтому отговариваю я многих от одиночества.

Окружайте себя маленькими, хорошими, совершенными вещами, о высшие люди! Их золотая зрелость исцеляет сердце. Все совершенное учит надеяться.

Но лучше быть дурашливым от счастья, чем дурашливым от несчастья, лучше неуклюже танцевать, чем ходить, хромая.

Страх – наследственное, основное чувство человека; страхом объясняется все, наследственный грех и наследственная добродетель. Из страха выросла и моя добродетель, она называется: наука.

Пустыня ширится

сама собою: горе

Тому, кто сам в себе

свою пустыню носит.

Все, что страдает, хочет жить, чтобы стать зрелым, радостным и полным желаний.

Радость же не хочет ни наследников, ни детей, – радость хочет себя самое, хочет вечности, хочет возвращения, хочет, чтобы все было вечным.

При всей ценности, какая может подобать истинному, правдивому, бескорыстному, все же возможно, что иллюзии, воле к обману, своекорыстию и вожделению должна быть приписана более высокая и более неоспоримая ценность для всей жизни.

Позади всей логики, кажущейся самодержавной в своем движении, стоят расценки ценностей, точнее говоря, физиологические требования, направленные на поддержание определенного жизненного вида.

Ложность суждения еще не служит для нас возражением против суждения; это, быть может, самый странный из наших парадоксов.

Тело гибнет, когда поражен какой-либо орган.

Оценка, с которой в настоящее время подходят к различным формам общества, во всех отношениях сходна с той, по которой миру придается большая ценность, чем войне; но это суждение антибиологично, оно само порождение декаданса жизни... Жизнь есть результат войны, само общество – средство для войны...

Если бы страдающий, угнетенный человек потерял веру в свое право презирать волю к власти – он вступил бы в полосу самого безнадежного отчаяния.

Жизнь не имеет иных ценностей, кроме степени власти – если мы предположим, что сама жизнь есть воля к власти.

Уже самое преодоление морали предполагает довольно высокий уровень духовной культуры; а она в свою очередь предполагает относительное благополучие.

Что наука возможна, в том смысле, как она процветает ныне, это – доказательство того, что все элементарные инстинкты, – инстинкты самозащиты и самоограждения более не действуют в жизни. Мы больше не собираем, мы расточаем то, что накоплено нашими предками, – и это верно даже в отношении к тому способу, каким мы познаем.

Какой ценностью обладают сами наши оценки и таблицы моральных благ? Каковы последствия их господства? Для кого? В отношении чего? Ответ: для жизни. Но что такое жизнь? Значит, тут необходимо новое, более ясное определение понятия «жизнь». Моя формула этого понятия гласит: жизнь – это воля к власти.

Кто создаст цель, которая будет непоколебимо стоять перед человечеством, а также и перед отдельным индивидом? Когда-то хотели сохранять с помощью морали, но теперь никто не хочет более сохранять, тут нечего сохранять. Итак, мораль ищущая: создать себе цель.

Фридрих Ницше – великий немецкий философ и писатель. Внешняя жизнь его очень бедна событиями, внутренняя же представляет потрясающую душевную драму, рассказанную с трогательным лиризмом. Все богатое литературное наследие Ницше может рассматриваться как художественная автобиография. Здесь необходима, однако, большая критическая осторожность. Отдельные парадоксы Фридриха Ницше, выхваченные из общего контекста его миросозерцания и оторванные от вскормившей их лирико-психологической почвы, служили немалым источником соблазна и смущения для людей неподготовленных. Подлинный смысл философии Ницше станет понятен только тому, кто терпеливо проследит все ступени его причудливого и болезненного духовного роста.

Фридрих Ницше. Фото, сделанное в Базеле ок. 1875 г.

Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 г. в бедной деревушке Рёккен на границе Пруссии и Саксонии и был сыном лютеранского пастора. Отец умер в молодых годах от тяжкой душевной болезни, когда Ницше был ребенком. В отрочестве и ранней юности Ницше охотно готовился к пасторскому званию. Среднее образование он получил в знаменитой наумбургской школе Пфорте, куда определился 14 лет. Ницше был исправным учеником и не пережил на гимназической скамье никаких философских тревог и сомнений. К семье своей он питал нежную привязанность и с крайним нетерпением ожидал всегда возможности отпуска. В 1862 г. Фридрих поступил в Боннский университет и сразу специализировался на классической филологии. Первокурсником он сделал неудавшуюся попытку проповедовать студенчеству оздоровление и очищение традиционного корпоративного быта и после этого держался всегда в стороне от товарищеской массы. Немного погодя Ницше перешел в Лейпцигский университет, где вскоре стал чувствовать себя более уютно.

В Лейпциге он среди прилежных, но далеко не воодушевленных занятий древними языками случайно прочел книгу Шопенгауэра «Мир как воля и представление », и эта случайность надолго предопределила основное направление его умственных интересов. Шопенгауэр сделался первой философской любовью Ницше, пришедшего в восторг от его постоянной готовности идти наперекор всем официозным течениям и бестрепетно говорить современникам самую горькую правду. Ницше стал высоко ценить у Шопенгауэра проникновенное понимание всемирно-исторического трагизма и непоколебимый героизм вопрошающей мысли.

Филологические работы студента Ницше обратили внимание иностранных ученых, и в 1868 г. до получения университетского диплома базельский университет предложил ему профессуру по кафедре греческой словесности. По настоянию своего учителя, известного ученого Ричля, Ницше принял это приглашение. Докторский экзамен был после этого для него лишь приятной формальностью. Поселившись в Базеле, Ницше вскоре к своей живейшей радости познакомился и сблизился с прославленным композитором Рихардом Вагнером , и эта дружба ознаменовала собой очень важную ступень в духовной эволюции Фридриха Ницше. «Во всем существующем Вагнер подметил единую мировую жизнь – у него все говорит и нет ничего немого», – так характеризует Ницше философскую заслугу своего нового вдохновителя.

Фридрих Ницше. Рисунок Х. Ольде, 1899

Пребывавший последние 10 лет жизни в паралитическом слабоумии Ницше умер 25 августа 1900 в Веймаре. Сестрой его Елизаветой Фёрстер-Ницше был устроен в этом городе богатый и интересный «Музей Фридриха Ницше».

, культуролог , представитель иррационализма . Он подверг резкой критике религию , культуру и мораль своего времени и разработал собственную этическую теорию. Ницше был скорее литературным, чем академическим философом, и его сочинения носят афористический характер. Философия Ницше оказала большое влияние на формирование экзистенциализма и постмодернизма , и также стала весьма популярна в литературных и артистических кругах. Интерпретация его трудов довольно затруднительна и до сих пор вызывает много споров.

Биография Философия Философия Ницше не организована в систему. «Волю к системе» Ницше считал недобросовестной. Его изыскания охватывают все возможные вопросы философии, религии, этики, психологии, социологии и т. д. Наследуя мысль Шопенгауэра , Ницше противопоставляет свою философию классической традиции рациональности, подвергая сомнению и вопрошанию все «очевидности» разума. Наибольший интерес у Ницше вызывают вопросы морали, «переоценки всех ценностей». Ницше одним из первых подверг сомнению единство субъекта, причинность воли, истину как единое основание мира, возможность рационального обоснования поступков. Его метафорическое, афористическое изложение своих взглядов снискало ему славу великого стилиста. Однако, афоризм для Ницше не просто стиль, но философская установка - не давать окончательных ответов, а создавать напряжение мысли, давать возможность самому читателю «разрешать» возникающие парадоксы мысли. Ницше уточняет шопенгауэровскую «волю к жизни» как «волю к власти», поскольку жизнь есть ничто иное, как стремление расширять свою власть. Однако, Ницше критикует Шопенгауэра за нигилизм , за его отрицательное отношение к жизни. Рассматривая всю культуру человечества как способ, каким человек приспосабливается к жизни, Ницше исходит из примата самоутверждения жизни, ее избытка и полноты. В этом смысле всякая религия и философия должна прославлять жизнь во всех ее проявлениях, а все, что отрицает жизнь, ее самоутверждение, - достойно смерти. Таким великим отрицанием жизни Ницше считал христианство. Ницше первым заявил, что «нет никаких моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов» , тем самым подвергнув все моральные положения релятивизму . Согласно Ницше, здоровая мораль должна прославлять и укреплять жизнь, ее волю к власти. Всякая иная мораль - упадочна, есть симптом болезни, decadence. Человечество инстинктивно использует мораль для того, чтобы добиваться своей цели - цели расширения своей власти. Вопрос не в том, истинна ли мораль, а в том, служит ли она своей цели. Такую «прагматическую» постановку вопроса мы наблюдаем у Ницше в отношении к философии и культуре вообще. Ницше ратует за приход таких «свободных умов», которые поставят себе сознательные цели «улучшения» человечества, умы которых уже не будут «задурманены» никакой моралью, никакими ограничениями. Такого «сверхнравственного», «по ту сторону добра и зла» человека Ницще и называет «сверхчеловеком». В отношении познания, «воли к истине» Ницше опять же придерживается своего «прагматического» подхода, спрашивая «для чего нам нужна истина?» Для целей жизни истина не нужна, скорее иллюзия, самообман ведут человечество к его цели - самосовершенствованию в смысле расширения воли к власти. Но «свободные умы», избранные должны знать правду, чтобы мочь управлять этим движением. Эти избранные, имморалисты человечества, созидатели ценностей должны знать основания своих поступков, отдавать отчет о своих целях и средствах. Этой «школе» свободных умов Ницше посвящает многие свои произведения. Мифология Образность и метафоричность произведений Ницше позволяет выделить у него определенную мифологию: Ницше исходит из двойственности (дуализма) культуры, где борются начала Аполлона и Диониса . Аполлон (греческий бог света) символизирует собой порядок и гармонию, а Дионис (греческий бог виноделия) - тьму, хаос и избыток силы. Эти начала не равнозначны. Темный бог древнее. Сила вызывает порядок, Дионис порождает Аполлона. Дионисийская воля (der Wille - в германских языках означает желание) всегда оказывается волей к власти - это интерпретация онтологической основы сущего. Ницше подобно Марксу испытал влияние дарвинизма . Весь ход эволюции и борьба за выживание (англ. struggle for existence ) не что иное, как проявление этой воли к власти. Больные и слабые должны погибнуть, а сильнейшие - победить. Отсюда афоризм Ницше: «Падающего толкни!», который следует понимать не в том упрощённом смысле, что не следует помогать ближним, но в том, что самая действенная помощь ближнему - дать ему возможность достигнуть крайности, в которой можно будет положиться только на свои инстинкты выживания, чтобы оттуда возродиться или погибнуть. В этом проявляется вера Ницше в жизнь, в её возможность самовозрождения и сопротивления всему роковому. «То, что не убивает нас, делает нас сильнее»! Как от обезьяны произошел человек, так в результате этой борьбы человек должен эволюционировать в Сверхчеловека (Übermensch). Разум и все т. н. духовные ценности - это всего лишь орудие для достижения господства. Поэтому сверхчеловек отличается от простых людей прежде всего несокрушимой волей. Это скорее гений или бунтарь, чем правитель или герой. Подлинный сверхчеловек - это разрушитель старых ценностей и творец новых. Он господствует не над стадом, а над целыми поколениями. Однако воля не имеет поступательного движения вперед. Её основными врагами являются собственные проявления, то, что Маркс называл силой отчуждения духа. Единственные оковы волевого человека - это его собственные обещания. Создавая новые ценности, сверхчеловек порождает культуру - Дракона или Духа тяжести , подобно льду, сковывающему реку воли. Поэтому должен прийти новый сверхчеловек - Антихрист . Он не разрушает старые ценности. Они исчерпали себя сами, ибо, утверждает Ницше, Бог мертв. Наступила эпоха европейского нигилизма , для преодоления которого Антихрист должен создать новые ценности. Смиренной и завистливой морали рабов он противопоставит мораль господ . Однако потом будет рожден новый Дракон и придет новый сверхчеловек. Так будет до бесконечности, ибо в этом проявляется вечное возвращение . Одним из основных понятий в философии Ницше является decadence (декаданс). Цитаты «"Цель", "надобность" достаточно часто оказываются лишь благовидным предлогом, добавочным самоослеплением тщеславия, не желающего признаться, что корабль следует течению, в которое он случайно попал» «...Как будто ценности скрыты в вещах и все дело только в том, чтобы овладеть ими!» «Ах, как удобно вы пристроились! У вас есть закон и дурной глаз на того, кто только в помыслах обращен против закона. Мы же свободны - что знаете вы о муке ответственности в отношении самого себя!» «Вся наша социология не знает другого инстинкта, кроме инстинкта стада, т.е. суммированных нулей, - где каждый нуль имеет «одинаковые права», где считается добродетелью быть нулем…» «Добродетель опровергается, если спрашивать, «зачем?»…» «Если вы хотите высоко подняться, пользуйтесь собственными ногами! Не позволяйте нести себя, не садитесь на чужие плечи и головы!» «Если долго всматриваться в бездну - бездна начнет всматриваться в тебя» «Есть два вида одиночества. Для одного одиночество - это бегство больного, для другого - бегство от больных» «Есть два пути избавить вас от страдания: быстрая смерть и продолжительная любовь» «Каждый малейший шаг на поле свободного мышления и лично формируемой жизни всегда завоевывается ценой духовных и физических мучений» «Критика новейшей философии: ошибочность отправного пункта, будто существуют «факты сознания» - будто в области самонаблюдения нет места феноменализму» «Кто подвергается нападкам со стороны своего времени, тот еще недостаточно опередил его - или отстал от него» «Мы - наследники совершавшихся в течение двух тысячелетий вивисекции совести и самораспятия.» «Наедине с собою мы представляем себе всех простодушнее себя: таким образом мы даем себе отдых от наших ближних» «Ничто не покупается за большую цену, чем частица человеческого разума и свободы…» «Ничто не поражает так глубоко, ничто так не разрушает, как «безличный долг», как жертва молоху абстракции…» «Познавший самого себя - собственный палач» «С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже уходят корни его в землю, вниз, в мрак и глубину - ко злу.» «Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни» «Человек понемногу стал фантастическим животным, которое в большей степени, чем любое другое животное, тщится оправдать условие существования: человеку должно время от времени казаться, что он знает, почему он существует, его порода не в состоянии преуспевать без периодического доверия к жизни, без веры в разум, присущий жизни» «Человек предпочитает желать небытие, нежели вообще не желать» «Человечество является скорее средством, а не целью. Человечество является просто подопытным материалом» «Чтобы моральные ценности могли достигнуть господства, они должны опираться исключительно на силы и аффекты безнравственного характера.» «Я не бегу близости людей: как раз даль, извечная даль, пролегающая между человеком и человеком, гонит меня в одиночество» «…Но то, что убеждает, тем самым еще не становится истинным: оно только убедительно. Примечание для ослов.» «Бог умер» (Эта фраза встречается в произведении "так говорил Заратустра") «Бог мертв; из-за сострадания своего к людям умер Бог» («Так говорил Заратустра», глава «О сострадательных») «„Сам Бог не может существовать без мудрых людей“, - сказал Лютер, и с полным правом; но „Бог ещё менее может существовать без неумных людей“ - этого Лютер не сказал!» «Если Бог хотел стать предметом любви, то ему следовало бы сперва отречься от должности судьи, вершащего правосудие: судья, и даже милосердный судья, не есть предмет любви» «Злой бог нужен не менее доброго - ведь и своим собственным существованием ты обязан отнюдь не терпимости и филантропии… Какой прок от бога, которому неведомы гнев, зависть, хитрость, насмешка, мстительность и насилие?» «Без догматов веры никто не смог бы прожить и мгновения! Но тем самым догматы эти еще отнюдь не доказаны. Жизнь вовсе не аргумент; в числе условий жизни могло бы оказаться и заблуждение» «Темой для великого поэта могла бы стать скука Всевышнего после седьмого дня Творения» «В каждой религии религиозный человек есть исключение» «Верховный тезис: „Бог прощает кающемуся“, - то же в переводе: прощает тому, кто покорствует жрецу…» «Догмат о „непорочном зачатии“?.. Да ведь им опорочено зачатие…» «Чистый дух - чистая ложь» «Фанатики красочны, а человечеству приятнее видеть жесты, нежели выслушивать доводы» «Слово „христианство“ основано на недоразумении; в сущности, был один христианин, и тот умер на кресте» «Основатель христианства полагал, что ни от чего не страдали люди сильнее, чем от своих грехов: это было его заблуждением, заблуждением того, кто чувствовал себя без греха, кому здесь недоставало опыта!» «Учение и апостол, который не видит слабости своего учения, своей религии и т. д., ослеплённый авторитетом учителя и благоговением к нему, обыкновенно обладает большей силой, чем учитель. Никогда ещё влияние человека и его дела не разрастались без слепых учеников» «Вера спасает, - следовательно, она лжёт» «Буддизм не обещает, а держит слово, христианство обещает всё, а слова не держит» «Мученики только вредили истине» «Человек забывает свою вину, когда исповедуется в ней другому, но этот последний обыкновенно не забывает её» «Кровь - самый худший свидетель истины; кровью отравляют самое чистое учение до степени безумия и ненависти сердец» «Добродетель только тем дает счастье и некоторое блаженство, кто твёрдо верит в свою добродетель, - отнюдь не тем более утончённым душам, чья добродетель состоит в глубоком недоверии к себе и ко всякой добродетели. В конце концов и здесь „вера делает блаженным“! - а не, хорошенько заметьте это, добродетель!» «Моральные люди испытывают самодовольство при угрызениях совести» «Школа выживания: что нас не убивает, делает нас сильнее» «Любите, пожалуй, своего ближнего, как самого себя. Но прежде всего будьте такими, которые любят самих себя» «Еврей-биржевик есть самое гнусное изобретение всего человеческого рода.» (Данная фраза была дописана сестрой Ницше, в годы его безумия, сам Ницше презирал антисемитов) «Идёшь к женщине - бери плётку» «Без музыки жизнь была бы ошибкой» «Благословенны забывающие, ибо не помнят они собственных ошибок» Произведения Основные произведения «Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм» (Die Geburt der Tragödie , 1871) «Несвоевременные размышления» (Unzeitgemässe Betrachtungen , 1872-1876) «Давид Штраус в роли исповедника и писателя» (David Strauss: der Bekenner und der Schriftsteller , 1873) «О пользе и вреде истории для жизни» (Vom Nutzen und Nachtheil der Historie für das Leben , 1874) «Шопенгауэр как воспитатель» (Schopenhauer als Erzieher , 1874) «Рихард Вагнер в Байрейте» (Richard Wagner in Bayreuth , 1876) «Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов » (Menschliches, Allzumenschliches , 1878) «Смешанные мнения и изречения» (Vermischte Meinungen und Sprüche , 1879) «Странник и его тень» (Der Wanderer und sein Schatten , 1879) «Утренняя заря, или мысли о моральных предрассудках» (Morgenröte , 1881) «Веселая наука» (Die fröhliche Wissenschaft , 1882, 1887) «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого » (Also sprach Zarathustra , 1883-1887) «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего » (Jenseits von Gut und Böse , 1886) «К генеалогии морали. Полемическое сочинение» (Zur Genealogie der Moral , 1887) «Казус Вагнер» (Der Fall Wagner , 1888) «Сумерки идолов, или как философствуют молотом » (Götzen-Dämmerung , 1888), книга также известна под названием «Сумерки богов» «Антихрист. Проклятие христианству » (Der Antichrist , 1888) «Ecce Homo. Как становятся сами собою» (Ecce Homo , 1888) «Воля к власти» (Der Wille zur Macht , 1886-1888, изд. 1901), книга, собранная из заметок Ницше редакторами Э. Фёрстер-Ницше и П. Гастом. Как доказал М. Монтинари, хотя Ницше и планировал написать книгу «Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей» (Der Wille zur Macht - Versuch einer Umwertung aller Werte ), о чем упоминается в конце произведения «К генеалогии морали», но оставил этот замысел, при этом черновики послужили материалом для книг «Сумерки идолов» и «Антихрист» (обе написаны в 1888). Прочие произведения «Гомер и классическая филология» (Homer und die klassische Philologie , 1869) «О будущности наших образовательных учреждений» (Über die Zukunft unserer Bildungsanstalten , 1871-1872) «Пять предисловий к пяти ненаписанным книгам» (Fünf Vorreden zu fünf ungeschriebenen Büchern , 1871-1872) «О пафосе истины» (Über das Pathos der Wahrheit ) «Мысли о будущности наших образовательных учреждений» (Gedanken über die Zukunft unserer Bildungsanstalten ) «Греческое государство» (Der griechische Staat ) «Соотношение между философией Шопенгауэра и немецкой культурой (Das Verhältnis der Schopenhauerischen Philosophie zu einer deutschen Cultur ) „Гомеровское соревнование“ (Homers Wettkampf ) „Об истине и лжи во вненравственном смысле“ (Über Wahrheit und Lüge im außermoralischen Sinn , 1873) „Философия в трагическую эпоху Греции“ (Die Philosophie im tragischen Zeitalter der Griechen ) „Ницше против Вагнера“ (Nietzsche contra Wagner , 1888) Юношеские произведения „Из моей жизни“ (Aus meinem Leben , 1858) „О музыке“ (Über Musik , 1858) „Наполеон III как президент“ (Napoleon III als Praesident , 1862) „Фатум и история“ (Fatum und Geschichte , 1862) „Свободная воля и фатум“ (Willensfreiheit und Fatum , 1862) „Может ли завистник быть действительно счастливым?“ (Kann der Neidische je wahrhaft glücklich sein? , 1863) „О настроениях“ (Über Stimmungen , 1864) „Моя жизнь“ (Mein Leben , 1864) Библиография Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 томах / Пер. с нем. В. М. Бакусева; Ред. совет: А. А. Гусейнов и др.; Ин-т философии РАН. - М.: Культурная революция, 2005. Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 томах: Т. 12: Черновики и наброски, 1885-1887 гг. - М.: Культурная революция, 2005. - 556 с ISBN 5-902764-07-6 Марков, Б. В. Человек, государство и Бог в философии Ницше . - СПб.: Владимир Даль: Русский остров, 2005. - 786 с - (Мировая Ницшеана). - ISBN 5-93615-031-3 ISBN 5-902565-09-X Примечания Ссылки Ницше, Фридрих Вильгельм в библиотеке Максима Мошкова Ницше, Фридрих Вильгельм в «Журнальном зале» Видео о последних днях Ф. Ницше, 1899 на Картины Хейдиз из цикла Так говорил Заратустра Л. Троцкий Кое-что о философии „сверхчеловека“ Стефан Цвейг Ницше Даниил Галеви Жизнь Фридриха Ницше Wikimedia Foundation . 2010 .

Очерк посвящен одному из титанов современной мысли, чья слава уже больше ста лет не ослабевает, хотя мало кто из любителей понимает его учение. Автор попытался, в меру своих ученических способностей, показать не самую трагедию Ницше (это блестяще сделали Стефан Цвейг, Карл Ясперс и др.), но внутренний, имманентно-присущий философский смысл этой трагедии.

Ницше Фридрих (1844 - 1900) : немецкий философ-волюнтарист, иррационалист и модернист, родоначальник европейской «философии жизни», поэт. Развивая идеи «новой морали», сверхчеловека, Ницше в конце жизни пришел к полному отрицанию христианства и даже написал трактат под названием «Антихрист» (Der Antichrist; обычно переводится как «Антихристианин»). В 1889 г. впал в безумие и до смерти пребывал умалишенным. Оказал значительное влияние на разные философские и социальные течения ХХ века: от фашизма и расизма до плюрализма и либерализма. Идеи Ницше обильно используются врагами христианства для борьбы с ним.

За последние десятилетия «ницшеанство» стало родом интеллектуальной моды для молодежи, а Ницше - кумиром многих образованных людей. В значительной степени это явление связано с моральной распущенностью и эгоизмом, которые стали принципами современного общества. «Ницше - пишет один из новых авторов - единственный, кто на каждом этапе каждого нового прочтения всё глубже и глубже подтверждал лишь мои собственные переживания »1. Без внимательного изучения жизни философа нельзя понять ни специфику его творчества, ни причин его колоссального влияния. Ведь эти причины кроются в совпадении многих субъективных факторов его и нашего времени. А по словам И. Гарина, горячего сторонника его идей, «философия Ницше - это раскрытие внутреннего мира Ницше»2.

Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 г. в семье пастора. Несмотря на раннюю смерть отца (1848), глубоко поразившую мальчика, он получил хорошее воспитание с очень сильной религиозной составляющей. В детстве, восхищаясь музыкой или пением хора, он мечтательно созерцал излюбленные сюжеты, воображал пение ангелов. Но не только евангельские сюжеты, а и учение оказало на него большое влияние: такие понятия, как целомудрие, чистота, сострадание сильно трогали его сердце.

Развитие души философа во многом отражают его стихи. К молодым годам относится замечательное стихотворение:

Ты меня изранил новой клеветою.
Что ж! К могиле виден мне яснее путь...
Памятник, из злобы вылитый тобою,
Скоро мне придавит трепетную грудь.
Ты вздохнёшь... Надолго ль?! Сладкой местью очи
Снова загорятся к новому врагу;
Будешь ты томиться напролёт все ночи,
"Жить не отомстивши, - скажешь, - не могу"!
И теперь я знаю: из сырой могилы
Пожалею снова не свой грустный век,
Не свои, коварством сломленные силы,
А о том: зачем ты, враг мой - человек!

Здесь мы видим глубокое понимание христианского идеала. В другом стихотворении, тоже довольно раннем, Ницше серьезно предостерегает против подмены любви чувственной страстью:

Чувственность загубит
Все ростки любви...
Страсть любовь забудет,
Вспыхнет пыль в крови.
Ты мечтою жадной
Юности не тронь,
Иль огонь нещадный,
Чувственный огонь
Мужество расплавит
В пламенной крови,
Пепла не оставит
От твоей любви.

Так мыслил Ницше в молодости; но уже в те годы он писал и другие стихи, которые открывают перед нами демоническую силу, обитавшую в его душе. Чем более поздний период его жизни мы будем рассматривать, тем влиятельнее оказывается эта сила.

Ко мне опять вливается волною
В окно открытое живая кровь...
Вот, вот ровняется с моею головою
И шепчет: я - свобода и любовь!
Я чую вкус и запах крови слышу...
Волна её преследует меня...
Я задыхаюся, бросаюся на крышу...
Но не уйдёшь: она грозней огня!
Бегу на улицу... Дивлюся чуду:
Живая кровь царит и там повсюду...
Все люди, улицы, дома - всё в ней!..
Им не слепит она, как мне, очей,
И удобряет благо жизни люду,
Но душно мне: я вижу кровь повсюду!

Может быть, подобное стихотворение было только попыткой создания поэтического образа? - Нет, мы встречаем отзвуки того же «кошмара» в его дневниках и письмах, в самих его философских произведениях. Но стихи являют наиболее наглядный пример. Поэзия, как и музыка, рано стали любимым занятием Ницше, которым уже в детстве, по словам его лучшего биографа Д. Галеви, «овладел тиранический инстинкт творчества»3.

Люби и не стыдись безумных наслаждений,
Открыто говори, что молишься на зло,
И чудный аромат свирепых преступлений
Вдыхай в себя, пока блаженство не ушло.

Для многих привычным образом Ницше является именно такой «аморалист», жизнерадостно избирающий зло вместо добра и убежденный в том, что никто не вправе потребовать у него за это отчета. На самом деле, как мы видим, этот образ гораздо глубже и сложнее. Но Ницше, по крайней мере в какие-то моменты своей жизни, хотел бы видеть себя тем кумиром, которым он стал. Основной мотив - героизм человека, не боящегося остаться в полном одиночестве по мере того, как все человеческое отвергается им и предается посмеянию. Преодоление страха перед одиночеством является одним из наиболее убедительных показателей величия: не случайно же пустынники становились путеводными звездами для многих поколений, на целые века. Ницше, не имевший семьи, не признававший ценностей общества, хотел быть своего рода «пустынником» философии. Более того, он желал выйти из «пустыни» подобно пророку, чтобы возвестить новую эру - эру сверхчеловека. Поэтому в самом удачном своем произведении он вкладывает свои идеи в уста пророка, но правда не христианского, а персидского Заратустры.

Мой парус - мысль моя, а кормчий - дух свободный,
И гордо мой корабль плывёт по лону вод,
И голос совести, стихии благородной,
Спасёт, спасёт меня: я с силою природной
Один иду на бой, и океан ревёт...

Почитатели Ницше именно таким себе его и представляют: подобным доктору Фаусту, который силой (хотя с помощью дьявола) вырывает у природы ее тайны. «Они святые для нас! - говорил в начале ХХ в. писатель Герман Гессе. - Мы хотим радоваться им, хотим в благоговейной робости любоваться мощными, высокими колоннами, поддерживающими свод этих храмов... Фауста и Заратустру называем мы храмами и святыми местами»3. Здесь центральным идеалом является свобода, не признающая Бога . Он предполагает новую религиозную веру - веру человека в свои собственные силы, и новое религиозное поклонение - «сверхчеловеку». Но поистине пророческими оказались глубокие слова Ницше о самом себе:

Из дневника

Если враги все убиты,
Снова хочу воскресить
Тех, имена чьи забыты,
Чтобы их снова убить.
Страшно: боюсь, посмеётся
Злобно над сердцем судьба:
Биться с собой мне придётся,
Резать себя, как раба.

Основной подспудный мотив творчества Фридриха Ницше, и особенно его философии, главный двигатель и, вместе с тем, угроза его жизни - это таинственная сила , которая действовала через него, как через гения, но вместе с тем сама по себе, и Ницше сознавал это. Иногда он боялся ее, чаще - гордился ей, как своим высшим отличием от «простых смертных». Из этого следует, что идеал полной свободы, самодостаточности есть неверная интерпретация устремлений философа. Действительно, с тех пор как Ницше потерял веру в Бога, он уже не находил для себя идеала, которому бы мог поклониться: каждый новый идеал оказывался фальшивым, и все свое творчество он посвятил, фактически, разоблачению идеалов - общественного блага, морали4, гуманизма5, самостоятельности (например, женской, ибо вопрос эмансипации тогда находился на волне популярности)6, рассудка7, научной объективности8 и мн. др. Это была радикальная «переоценка ценностей», но не с целью отказа от всех ценностей вообще, а с целью создания новых ценностей.

Кто же должен был создать эти новые ценности? Сам Ницше писал о себе: «Я один из тех, которые диктуют ценности на тысячи лет. Погрузить в века, как в мягкий воск, свои руки, писать, как на меди, волю тысячи людей... вот, скажет Заратустра, блаженство творца»9. Но Заратустра - только «пророк» сверхчеловека. Разве может он диктовать ему ценности наперед? Размышляя над своим «Заратустрой» четыре года спустя его написания (и за год до сумасшествия), Ницше напишет слова, которые трудно сразу понять читателю, но которые очень важны для самого автора: «Заратустра определил однажды со всей строгостью свою задачу... он есть утверждающий вплоть до оправдания, вплоть до искупления всего прошедшего»10. Это значит, что его миссия касается не только будущего, но и прошлого - философия, воплощенная в образе Заратустры, должна была оправдать все человечество, его бесцельное и бессмысленное существование, перед испытующим взглядом мыслителя. Но каким образом, если это существование и вправду бесцельно и бессмысленно, можно было бы оправдать его, то есть философски осмыслить? Ответ на этот вопрос - может быть, главная цель Ницше как философа, который отрицал Бога и искал Ему замену. Он нашел ее, как ему казалось, в идее прогресса . Человечество, в согласии с теорией Дарвина, оказывается само лишь промежуточным видом: ему, в ходе естественного отбора (борьбы сильных особей со слабыми), предстоит еще стать сверх-человечеством. Отсюда видно, как несправедливо называть Ницше гуманистом (от слова humanum - человеческое). По его убеждению, человек есть лишь то, что должно быть преодолено. И молодой Герман Гессе в 1909 г. с радостью поставил Ницше на один пьедестал со своими кумирами - Дарвином и Геккелем, основателем социал-дарвинизма, за превознесение идеи прогресса: «мы радуемся новому прекрасному настоящему и чаем еще лучшего, прекраснейшего будущего»11.

Получается, что сам Ницше оказывается посредине между прошлым и будущим, которое еще не наступило. Но сам он себя сверхчеловеком еще не считал. Какие же ценности, по его мнению, мог создать он сам, будучи просто человеком? Возможно, это ценности преодоления, движения вперед без остановки, о котором он писал так много? Но как можно преодолевать нечто ради того, что еще не вмещается в твое сознание? Здесь мы встречаем явную параллель с христианством. Церковь учит, что человек должен бороться с низменными проявлениями в себе ради того высшего, что может подать ему лишь Сам Бог. Откуда же человеку знать, к чему стремиться, если он еще порабощен греху? Это знание мало-помалу дает ему Благодать, которая и призывает, и направляет, и поддерживает человека в этой борьбе. Благодать есть проявление силы Божией. Так и Ницше, только «наизнанку», верил в какую-то великую силу , сообщавшую ему знание о сверхчеловеке. Он не сам писал свои произведения, какая-то непреодолимая страсть водила его рукой, чему способствовала и «ужасающая, демоническая сверхчувствительность его нервов»12. Не только биографы Ницше, но и сам он во многих местах отмечал аффективность, даже медиумичность своего характера. К этому аспекту относится и справедливое утверждение И. Гарина: «Притягательность Ницше, которая, кстати, возрастает со временем, обусловлена его харизматическим даром «заражения», передачи мощного энергетического импульса»13. Для человека такое возможно лишь при условии, что энергия , питающая импульс, есть нечто объективное. Итак, чьим медиумом был Ницше?

Ключевое понятие, слово, в котором была зашифрована эта энергия или сила, есть «Воля». Ницше называют волюнтаристом, то есть представителем философского течения, считающего личную волю, а не законы бытия, главной причиной всего порядка вещей. Как правило, волюнтаризм отличался от христианства тем, что отвергал Бога - «Воля» оказывалась раздробленным, а потому хаотическим началом. Хотя были волюнтаристами и некоторые христианские мыслители Европы: например, английский философ и историк Томас Карлейль. В атеистическом волюнтаризме французского философа-экзистенциалиста Жана-Поля Сартра человек наделен абсолютной свободой, но может сам не знать об этом; человек один на один с самим собой, и никто больше с него не спросит. У Ницше понятие «Воли» имело особую предысторию, связанную с именами кумиров его юности - Шопенгауэра и Вагнера.

Ко времени первого знакомства с книгами немецкого философа Шопенгауэра (годы жизни 1788 - 1860) Ницше уже потерял веру в Бога. С четырнадцати лет учась в высшей школе Пфорта, он рано познакомился с безверием, царившим в умах признанных тогда писателей (хотя сама школа была религиозной). Его кумирами стали великие поэты Шиллер, Байрон, Гельдерлин и другие - многие из них люди глубоко развращенные, сделавшие принципом жизни гордость и самолюбие. Поступив в университет и делая хорошие успехи в науке, он по совету своего учителя, знаменитого филолога профессора Ритчля, полностью оставляет занятия теологией для того, чтобы всецело посвятить себя филологии, греческому языку и литературе. Отныне он будет размышлять о христианстве, которое никогда не давало ему покоя, только извне, со стороны, с позиции неверующего и даже недоброжелательного ума.

В 1865 г. чтение Шопенгауэра произвело настоящий переворот в его душе и впервые поставило перед необходимостью переоценки всех ценностей жизни. В книге «Мир как воля и представление» Шопенгауэр писал о Воле, управляющей миром, и о Представлении, которое наблюдает за ее грандиозным и страшным спектаклем. Воля безумна, страстна, в ней нет созерцающего начала, но лишь одно деятельное. Постоянно ведя борьбу с самой собой в ипостасях своих порождений, она представляет вечное страдание. Избежать смерти никто не может, потому что Воля должна разрушать, чтобы созидать. Представление само по себе находится в рабстве у Воли, но оно может, путем самопознания, достичь высот созерцания. Оно делает страдание личности осмысленным, приводя его в диссонанс с пустым содержанием окружающего мира. Ницше тонко чувствовал те страдания и неправды, которыми наполнен мир. Ему показалось, что Шопенгауэр - пророк освобождения, который безжалостно указывает обществу на его пороки, чтобы люди могли спастись. Хотя Шопенгауэр часто пользовался и христианскими понятиями, в особенности аскетическими, в его философии «спасение» напоминало то, что называется «просветлением» в индуизме и буддизме: нужно приобрести апатию, невозмутимость, угасить в себе волю к жизни, то есть выйти из нее. Тогда она больше не будет иметь власти над человеком. Нужно угаснуть, умереть навсегда. Ницше так понял это:

Мудрость

Правда - в недвижном одном замираньи, в гниеньи одном!
Тайна - нирвана; получит блаженство в ней ум безнадёжно-бессильный...
Жизнь - есть святое затишье, покрытое сном...
Жизнь - это мирно и тихо гниющий от света могильный
Череп.

Следующим, кто оказал на Ницше огромное влияние, был композитор Рихард Вагнер (1813 - 1883). Он познакомился с ним еще в пору горячего увлечения Шопенгауэром, которого Вагнер тоже ценил. Имея познания в музыке, талант и критический ум, Ницше стал хорошим собеседником для уставшего от поклонников нового кумира Германии. В операх Вагнера благородные и сильные герои всегда становятся жертвами, не умея пользоваться оружием подлых существ - обманом и т.д. Уход могучей культуры старой Европы Вагнер аллегорически изобразил в «Сумерках богов», где всесильные боги в результате борьбы, вероломства и неотвратимого хода вещей покидают этот мир. Германия восхищалась Вагнером за идею немецкого характера, которую он пытался передать своей музыкой, порвав с итальянскими оперными канонами. Он выстроил себе в Байрете настоящий храм - театр, специально предназначенный для его постановок, полуспектаклей-полумистерий (здание впоследствии сгорело). Вагнер, как и Ницше, оставил христианство в юности. Он пережил охлаждение к вере после конфирмации*, когда, по его собственному признанию, вместе с товарищем «проел на сластях часть денег, предназначенных в уплату пастору за исповедь»14. В зрелом возрасте он дружил с основателем русского анархизма Михаилом Бакуниным, ценил его советы; Бакунин однажды просил композитора, намеревавшегося писать трагедию «Иисус из Назарета», обрисовать Иисуса слабохарактерным человеком15. Сам Вагнер думал, подобно Ницше: «Христианство оправдывает бесчестное, бесполезное и жалкое существование человека на земле чудодейственной любовью Бога»16. Угасание жизни, как у Шопенгауэра, не было для Вагнера идеалом. Его больше занимала героика и ее эстетические черты. «Волю к жизни» он пытался облагородить, поместив ее в трагические обстоятельства. Но сам, по свидетельству современников, больше всего любил успех и личную славу.

Постепенно недовольство Ницше как Шопенгауэром, так и Вагнером нарастало. В обоих он видел символы упадка, попытку спрятаться от реальности, которая у Вагнера, к тому же, надевает личину наигранного героизма и лицемерной морали. Ницше, сам хотевший быть провозвестником новых истин, не нашел в лице двух своих кумиров ни истинного руководства, ни искренней дружбы. Как только он начал критиковать Вагнера, покровительственное отношение к нему мэтра начало становится враждебно-холодным, а окружение композитора подняло его на смех.

Страстная натура Ницше не могла примириться с безысходностью и угасанием. После осмысления ему стала видеться в этой философии «похотливая любовь к смерти», злонамеренная эстетизация разложения. Для создания качественно иной философии требовалась реабилитация Воли, а следовательно и тот культ самовластной, никому не подчиняющейся силы в человеке, по которому больше всего известна философия Ницше. Он знал, что эта Воля (которую он называл «Волей к власти») с особенной энергией действует через него, когда он творит: сочиняет музыку, стихи, философские афоризмы. Он жил этим, и без религиозной жизни у него возник эффект привыкания к неистовому «творчеству», единственная цель которого - самовыражение. Правда, в этом самовыражении он порой с трудом узнавал самого себя, и пугался масштабов собственной активности. Но все чаще сила захватывала его целиком, не оставляя времени для спокойного размышления. Он пришел к убеждению, очень знаменательному для европейского человека: «Культура - это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом»17.

Основными понятиями собственной философии Ницше стали рессентимент, сверхчеловек, вечное возвращение. Рассмотрим их по отдельности.

Рессентимент 18 - это скрытая ненависть, которую слабые питают к сильным. Ницше сам считал себя «сильным» человеком, хотя в минуты уныния нередко сомневался в этом. «Слабые» неспособны по-настоящему творить, поскольку их главная цель - выживание. Видя, что в одиночку не выжить, они объединились и создали общество, государство. Мораль этих «чудовищных» учреждений тяготеет на всех, в том числе «сильных», которым она не нужна. Но, чтобы держать их в узде, «слабые» придумали стыд, жалость, сострадание и т.п. На самом деле они не способны ни к чему такому: их сострадание, будучи внешним, исполнено похоти. Но «сильным» они внушают, что те во всем неправы. Таким образом, они защищают свою земную жизнь, хотя все время проповедуют о небесном. По мнению Ницше, в рессентименте заключается сущность христианства. «Это ненависть к уму , гордости, мужеству, свободе... к радостям чувств, к радости вообще»19. Известное убеждение, что последним христианином был Сам Христос, и Он умер на кресте, после чего апостолы (особенно Павел) радикально извратили Его учение о непротивлении злу, приводит его к «антихристианству». Идеал Христа Ницше считает слабым и безвольным, идеал Его учеников - низменным и варварским.

Было ли такое отношение следствием непонимания христианства? Отчасти так. Но нельзя сказать, что Ницше не понимал его совершенно и приветствовал примитивную критику религии как сплошного самообмана. В молодости, когда один из его друзей высказал ироничное мнение о сущности молитвы, Ницше хмуро прервал его словами: «Ослиное остроумие, достойное Фейербаха!»20. И в известной работе «По ту сторону добра и зла» он признает: «Любить человека ради Бога - это было до сих пор самое благородное и отдаленное чувство из достигнутых людьми»21. Но все такие высказывания тонут в его ненависти к христианству, которая со временем нарастала. Рессентимент не имеет собственного содержания. Будучи завистливым чувством, он питается только чужими благами. Вопрос о том, допустимо ли связывать рессентимент и христианство, есть вопрос о внутреннем содержании христианства. Ницше знал свои эмоции по поводу христианства: они были разными, и в зависимости от настроения он давал слово тем или другим. Но положительное содержание христианства было для него закрыто. Он обращал особенное внимание на критику «мира» в Священном Писании, не понимая ее смысла. Христианство учит о двух частях в человеке, лучшей и худшей. Любовь к миру и его суете дает развиться худшей части до демонических размеров; наоборот, отречение от мира освобождает место для лучшей, небесной стороны человеческой души. Эту сторону философ не признавал и не замечал, по крайней мере умом. Но тем самым он позволил страстям, которые принимал за «Волю к власти», завладеть собой и разрушить себя. Он строго делил человечество на «лучших» и «худших», но сам никак не мог достичь полной уверенности в том, что принадлежит к числу первых. Отвергнув сложность, неоднозначность и подвижность всякого живого человека, Ницше оказался безоружным перед сложностью своего собственного характера.

Сверхчеловек - предельное развитие идеи Ницше о «сильном» человеке. Это его мечта, которая не могла воплотиться в действительность. Противоположность сверхчеловеку - «последний человек», воплощением которого философ считал современное ему общество. Главная беда «последнего человека» заключается в его неспособности презирать самого себя22. Поэтому он не может и превзойти себя. Это предел развития «слабого». Неспособный творить, он отвергает всякое творчество за ненадобностью, и живет лишь для удовольствия. Никого не умея ненавидеть по-настоящему, он готов истребить всякого, кто попытается возмутить спокойствие и безопасность его жизни. В «последнем человеке» без труда узнается тот бытовой идеал, который навязывается людям XXI века. Для Ницше, который верил в эволюцию, такое человечество оказывается ее тупиковой ветвью. По его мысли, сверхчеловек должен будет отделиться от «последних людей», как личность от безличной массы. Может быть, он вступит с ними в борьбу, а может быть, будет повелевать ими. Но каковы качества сверхчеловека? - Это остается не вполне понятным. Что именно будет он созидать, ради чего жить? А если только ради себя, то в чем его настоящее отличие от «последнего человека»? Скорее всего, отличие заключается в демоничности его натуры. «Последний человек» просто жалок и ничтожен; сверхчеловек имеет отпечаток сверхсильного ума. Он отрицает качества Христа, но имеет качества Диониса - языческого «страдающего бога» вина, оргий и мистерий, неистового двойника Аполлона. Разрываемый на части разгулявшимся хаосом Дионис противостоит добровольно претерпевающему смерть, и остающемуся цельным Спасителю. Ницше видел Диониса в себе. Все чувства «сверхчеловека» обострены, он в буквальном смысле «носится» по вселенной, не останавливаясь ни на чем. Демоничность личности самого Ницше отмечал (не без восхищения) Стефан Цвейг23.

В идее разделения человеческого рода на изначально способных и неспособных мы видим одну из причин популярности философии Ницше в нашу эпоху. С одной стороны, все средства массовой информации проповедуют именно культ «последнего человека», которому нечего создавать и только предстоит счастливо всем пользоваться. С другой стороны, параллельно создается также культ «элиты», особого класса личностей, которые на благо всего мира могут мудро или «профессионально» управлять миллиардами простых смертных. И современная культура не стесняется подчеркивать «демонизм» этих людей, даже гордится им. Философию сатанизма многие сегодня считают уделом интеллектуалов, а само поклонение люциферу («светоносцу») - религией познания. Но пример Ницше всегда будет оставаться предостережением против этого. Будучи мыслителем, он не мог слепо уверовать в догматы созданной им религии. Он сомневался, чувствуя свою слабость, подверженность болезненным состояниям24. Опора, которую он нашел, стала причиной его духовной гибели. Это «миф о вечном возвращении».

Вечное возвращение - миропорядок, в соответствии с которым все, что происходило в мире, без конца и без начала повторяется в нем. Эта идея, схожая с воззрением индийского брахманизма и других языческих философий, пришла в голову Ницше до того, как он оформил учение о сверхчеловеке. Но ее влияние было глубже и продолжительнее. Смысл ее сам автор считал жестоким и безжалостным: пусть всякий будет готов бесконечное число раз прожить одну и ту же жизнь . Перед ним вставал трудный вопрос: может ли человек изменить эту жизнь? А если не может, тогда «возвращение» поистине ужасно. В том то и дело, что не может . Ницше был свидетелем собственной слабости; он чувствовал, как при болезни и бессилии в нем самом непреодолимо растет ощущение рессентимента25. И если человек не может изменить что-либо, он может лишь «запретить» себе те состояния, в которые готова погрузиться его личность. Значит, победа над самим собой заключается в готовности принять жизнь такую, как она есть. Это был ответ Шопенгауэру. Ницше провозгласил не отрицание, а утверждение Воли. Нужно полностью отдаться ей, и, став наперекор всему существующему, завладеть всем (конечно, в субъективном смысле). Так возникло понятие «Воли к власти», которое фашисты потом использовали в смысле объективном. И он отдался той силе , что в нем действовала, на расхищение.

Мысль о «вечном возвращении» получила название «мифа», или даже «символа» по той причине, что ее не следует понимать буквально. Мы не можем сказать, насколько верил автор в действительное повторение всего. Правда, эта идея оказала на него поистине мистическое воздействие: поразив его во время лесной прогулки в горах, она повергла мыслителя в шок. Он плакал от священного восторга, думая, что нашел «высшую точку мышления»26. Сущностью «вечного возвращения» было другое понятие - amor fati, любовь к судьбе. «Без сомнения, существует отдаленная, невидимая, чудесная звезда, управляющая всеми нашими поступками; возвысимся до такой мысли»27. Удивляет готовность, с которой «самый свободолюбивый философ» был готов отдаться во власть какой-то звезды. Но для него было важно то, что он получит взамен: сверхчеловеческие силы, гениальность.

Из дневника

Сердце не любит свободы,
Рабство от самой природы
Сердцу в награду дано.
Выпустишь сердце на волю,
Дух проклянет свою долю,
С жизнью порвётся звено!

Как раз к этому времени относится его увлечение Лу Саломе, которая сыграла в его судьбе роковую роль. Впервые влюбившись по-настоящему (это было в 1882 г., в возрасте 38 лет), Ницше дал предмету своего чувства такую характеристику: «Лу - дочь русского генерала, и ей 20 лет; она проницательна, как орёл, и отважна, как лев, и при всём том, однако, слишком девочка и дитя, которому, должно быть, не суждено долго жить»28. Он ошибался. Лу прожила еще долго (до 76 лет), и написала о нем в своих воспоминаниях. Она стала, в известной степени, также «музой» психоаналитического движения; с ней дружил З. Фрейд, чья низменная и полная извращений философия вряд ли пришлась бы самому Ницше по душе. Будучи женщиной легких принципов, Лу имела роман одновременно с Ницше и его другом, Паулем Рэ. Поначалу не замечая этого, философ избрал ее собеседницей для изложения своих сокровенных идей. Но через некоторое время ситуация стала ясна; Ницше был оскорблен до глубины души, тем более, что думал уже создать семью. Его сестра Лизбет, человек не очень проницательный, но любящий его, без обиняков указала брату на то, что Лу есть живое воплощение его собственной философии. (Она была права: сам Ницше признает это в «ЕССЕ НОМО»29). В результате он порвал с Лу Саломе и Паулем Рэ, а также поссорился с матерью и сестрой. Все это произвело переворот в его впечатлительной душе. Идея «вечного возвращения», любви к собственной судьбе оказалась под угрозой: «Несмотря ни на что , - писал он в эти дни своему лучшему другу Петеру Гасту, - я не хотел бы снова пережить эти несколько последних месяцев»30.

В стремлении преодолеть свое униженное состояние, он заканчивает свою самую известную книгу - «Так говорил Заратустра». В ней чувствуется поистине демонический заряд гениальности. Вместе с тем, будучи как бы пророчеством о сверхчеловеке, книга ждала своего продолжения. Ницше хотел общественного резонанса, полемики. Не дождавшись их, он предсказал, что его труды будут влиять на умы людей после его смерти. Но на этом остановиться Ницше не мог. До конца 1880-х гг. он пишет еще ряд произведений, все более вызывающих. Его цель - «восстать против всего больного во мне, включая сюда Вагнера, включая сюда Шопенгауэра, включая сюда всю современную «человечность»»31. Однако увязывать все больное в себе только с посторонними, только с бывшими кумирами было большой ошибкой. Какая-то тяжелая болезнь прогрессировала в нем самом, требуя выражения в злых памфлетах, в стихах. Даже поклонник Ницше И.Гарин признает за ним садистические наклонности, хотя целиком относит их причину к болезни мозга32.

Расплата

Казни красотою своей, бросаясь на грязное ложе...
В объятьях безумных ночей казни красотою своей,
И тело богини моей на падаль пусть будет похоже!..

Из дневника

Не осуждай меня, мои порывы злости:
Я раб страстей и грозный бич ума...
Душа моя сгнила, и вместо тела - кости...
Не осуждай! Свобода есть тюрьма.

Эти и другие стихотворения показывают, что происходило в его душе. Болезнь действительно развивалась и на телесном уровне. Карл Ясперс, психиатр, пишет об этом: «Болезнь Ницше (прогрессивный паралич вследствие заражения сифилисом) была из тех, что ослабляют все процессы торможения. Резкая смена настроений, упоение небывалыми возможностями, скачки из крайности в крайность... все это чисто болезненные состояния»33. Но при этом неуклонно нарастала тоска духовного одиночества. В те самые годы, когда он писал знаменитую книгу «Воля к власти», Ницше признавался в письме сестре: «Где же они, те друзья, с которыми, как мне когда-то казалось, я так тесно был связан? Мы живем в разных мирах, говорим на разных языках! Я хожу среди них как изгнанник, как чужой человек; до меня не доходит ни одно слово, ни один взгляд... «Глубокому человеку» необходимо иметь друга, если у него нет Бога; а у меня нет ни Бога, ни друга»34. Невозможно только с болезнью связывать проявления самой болезни, которые бывают разными у разных людей. К тому же и заражение сифилисом должно было иметь причиной неправильный образ жизни. В сорок лет он чувствовал себя в расцвете сил и написал известное стихотворение

Полдень жизни.

О, полдень жизни, знойный летний сад,
Обремененный,
Тревожным чутким счастьем упоенный!
Я жду друзей. И день, и ночь прождал...
Где вы, друзья? Придите! Час настал!

В 1889 г. рассудок покинул Ницше и он внезапно погрузился в неадекватное состояние, в котором, с небольшими просветами, пребывал до смерти в 1900 г. Этому предшествовали несколько месяцев борьбы с психической болезнью. Знакомые и родственники лишь постепенно смогли заметить, что происходит в уме философа. Ницше тогда жил на отдыхе в Турине, в Италии, которая всегда вдохновляла его философские произведения. Как и в прежние годы, он активно вел переписку - его письма приходили г-же Мейзенбух, Козиме Вагнер (жене композитора), Петеру Гасту, Францу Овербеку и многим из тех, кто раньше окружал Ницше и теперь оставался неравнодушным к его судьбе. «Самый независимый ум во всей Европе», «единственный немецкий писатель», «гений истины»... все эти эпитеты, которыми он величал себя в письмах, воспринимались теперь как проявление творческого кризиса, несдержанности характера. Но за ними следовали другие, все более странные слова. Письма сокращались до одной строки, которая содержала какие-то непонятные признания. Он то называл себя именами убийц, о которых писали современные газеты, то вдруг подписывался - «Дионис» или «Распятый»... Последние чувства Ницше по отношению к Христу так и остались тайной. Когда Овербек приехал в Турин, он застал своего приятеля в невменяемом состоянии, под наблюдением чужих людей. Ницше играл локтем на пианино, пел гимны в честь Диониса, прыгал на одной ноге. Более поздние годы безумия были спокойными, есть свидетельства о неожиданных проблесках сознания, хотя врачи утверждали, что мозг поражен безнадежно. 25 августа 1900 года Фридрих Ницше умер в городе Веймаре.

«Заратустра» Фридриха Ницше в свете Заповедей Блаженств

Влияние Ницше на современников было не так велико, как на потомков, и в том числе на нынешние поколения. По словам К. Ясперса, «Ницше, а вместе с ним и современный человек, не живет больше связью с Единым, которое есть Бог, но существует как бы в состоянии свободного падения»35. Мы рассмотрели жизнь этого немецкого философа, печальный конец которой не находится в диссонансе с закономерностями ее развития. Но самым удачным произведением Ницше, сквозь которое пробивается мощная струя его таланта, еще не подверженная очевидному болезненному разложению ума, - это, конечно, «Так говорил Заратустра». Здесь в поэтической форме философ противопоставил себя всем ценностям христианского мира, смешав их с предметами, вызывающими презрение. Он, как мы уже могли заметить, пытался в лице христианства устранить препятствие на пути пророчества грядущего «сверхчеловека». Поэтому наше исследование будет неполным, если мы не рассмотрим именно этот его труд в свете Заповедей блаженства из Нагорной Проповеди Спасителя (Мф. 5: 3-12).

Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное.	Заратустра почти нигде прямо не противоречит Евангелию, и это глубоко неслучайно - Ницше как бы боялся приступать к Библии; он лишь косвенно ссылается на нее. Идеал евангельской нищеты в понимании Ницше (как и многих неверующих философов) теснее всего связан с неведением, которому он противопоставляет активное познание. «Так как мы мало знаем, то нам от души нравятся нищие духом... Как будто существует особый, тайный доступ к знанию, скрытый для тех, кто чему-нибудь учится: так верим мы в народ и «мудрость» его»36. Ницше видел в нищете духа стремление познавать истину, не трудясь и не страдая. Отсюда видно, как он глубоко заблуждался в отношении христианства, не желая видеть в нем подвига. То, что называет он «добровольной нищетой»37, в сущности есть лишь бегство от реальности. Но Господь призывал совсем к другому. «Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг» (Откр. 3: 17). Быть нищим духом, значит прежде всего осознать это. «Когда человек посмотрит внутрь сердца своего, и разсудит внутреннее состояние свое, то увидит душевную нищету, горшую паче телесной. Ничего бо в себе, кроме бедности, окаянства, греха и тьмы не имеет. Не имеет истинной и живой веры, истинной и сердечной молитвы, истинного и сердечного благодарения, своея правды, любве, чистоты, благости, милосердия, кротости, терпения, покоя, тишины, мира и прочаго душевнаго добра. ... Но кто имеет тое сокровище, от Бога тое получает, а не от себя имеет» (святитель Тихон Задонский)37.
Блажени плачущии, яко тии утешатся.	Ницше высоко ценил плач, и мы в его произведениях, а также письмах и дневниках нередко можем встретить свидетельства, что его нервической натуре было свойственно проливать потоки слез. «Мир - говорит Заратустра - это скорбь до всех глубин»38. Однако не менее важно для него преодоление плача, то есть уже упомянутая нами amor fati . Мог ли бы философ понять слова: «в бездне плача находится утешение» (Лествица 7. 55)? Его плач имел другую природу, и евангельского плача «по Богу» Ницше не знал. То есть, не знал плача как просьбы об исцелении, которая одновременно служит и средством к исцелению. Многие подвижники могли бы в уединении впасть в безумие, подобно Ницше, если бы плач о грехах не сохранял в них ясность сознания.
Блажени кротцыи, яко тии наследят землю.	«Радостотворному» плачу в христианском учении сопустствует кротость. Ницше не выступал за культ силы, как может показаться. Он был мягок в обращении с людьми и даже говорил о себе как о человеке кротком. Но как совместить это с «волей к власти»? Дело в том, что вся философия Ницше относится к внутреннему миру человека, и его внимание направлено только на самоощущение. Кротость как нравственное усилие он считал лицемерием, под которым скрыты внутренние человеческие пороки. «Я смеялся часто над слабыми, которые мнят себя добрыми, потому что у них расслабленные лапы»39. Надо признать, что такие примеры философ мог действительно встречать в жизни. Доброта, по его мнению, всецело должна быть естественным порывом, опять же - действием силы природы в человеке. Поэтому Ницше защищает идею мести: лучше отомстить в естественном порыве, чем унижать обидчика личиной всепрощения. Итак, мы видим, что философ не понимал нравственной кротости как работы человека над самим собой. Это говорит лишь о том, что на каком-то этапе жизни он сам забросил эту работу, отдавшись в волю бушующих стихий. Но Господь говорит о кротких как о делателях, неустанно трудящихся не над внешним своим образом, а над состоянием сердца. Поэтому, как трудящиеся на земле, они и наследуют ее. «В сердцах кротких почивает Господь, душа же смятенная седалище диаволе есть» (Лествица 24. 7).
Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся.	Стремление к познанию всегда отмечают как существенную черту характера Ницше. Но его познание не имело конечной цели, в конечном итоге не имело предмета. В работах, посвященных Ницше, можно встретить понятие «Дон Жуан познания». Что оно означает? Как дон Жуан, по легенде, сразу охладевал к жертвам своего соблазнительства, так и философ, якобы, бросал истину тотчас после того, как находил ее. На самом деле это неверно: Ницше очень привязывался к своим идеям и оставлял их только тогда, когда мощный поток сознания увлекал его за собой. Он был соблазненным, а не соблазняющим. Но его желанием было уподобиться своему Заратустре, для которого, в конце концов, «добро и зло суть только бегущие тени, влажная скорбь и ползущие облака»40. Христиане жаждут правды, говоря вообще, потому, что не сочувствуют кривде. Блаженство обещано потому, что правда восторжествует. Мир, таким образом, есть борьба правды и кривды, причем последняя не существует сама по себе: она искажение, ложь, обман. Для Ницше, получается, и добра то же не существует. Он ищет истину «по ту сторону добра и зла». Но тем самым, что все-таки ищет , он показывает присущее каждому человеку тяготение к истине.
Блажени милостивии, яко тии помиловани будут.	Больше всего Ницше как мыслитель получает упреков в немилосердии. На самом деле и здесь проявилась неоднозначность его характера. Он мог, увидев на улице собачку с пораненной лапой, заботливо перевязать ее; в то же время, когда в газетах написали о землетрясении на острове Ява, унесшем жизни сразу нескольких сотен тысяч человек, Ницше был в эстетическом восторге от такой «красоты». Что же говорит о милосердии Заратустра? Прежде всего, он прибегает к своему излюбленному приему обличения ложной, лицемерной добродетели. «У вас слишком жестокие глаза, и вы похотливо смотрите на страдающих. Не переоделось ли только ваше сладострастие и теперь называется состраданием!»41. Это разоблачение похоти, скрытой в жалости, много занимает Ницше. Возможно, кто-то лицемерно выражал сочувствие ему самому, как человеку болезненному, а он остро чувствовал такие моменты. Страх перед унижением всегда жил в нем: он боялся внутреннего рессентимента. При этом, конечно, у него не было и досуга для того, чтобы составить представление о живом, деятельном милосердии, которое совсем не напоказ, а напротив, даже таясь и скрываясь, оказывает добро тому, кто в этом нуждается. Так, под покровом ночи, совершал свою милостыню свт. Николай Чудотворец. Это значит - предоставить себя и свое имущество в распоряжение Богу, Который дает всякое благо просящим у Него. Милосердие не мнит себя добродетелью: оно, скорее, послушание, с помощью которого можно приобрести какие-то добродетели души. Оно помогает приобрести чистоту сердца.
Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят.	Ницше довольно часто говорит о теле; по сути, являясь монистом*, он пытается перевести внимание немецкой философии с ума на эмоциональную сферу плоти. Но при этом - странное дело - Ницше очень мало говорит о сердце. Тем более «чистота сердца» вообще игнорируется им. «Я учу вас о друге и переполненном сердце его»42 - такие высказывания еще можно встретить у Заратустры. Сердце должно быть переполнено. Чем же? Здесь автор описывает себя самого, высокое чувственное напряжение своего характера. Сердце понимается, скорее всего, как плотской мускул, но не как средоточие духовно-телесной жизни. Между тем, Господь не случайно уделял сердцу много внимания. Говоря о том, что человек оскверняется не тем, что в него входит, а тем, что от него исходит, Он имел в виду именно сердце: «От сердца бо исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния... сия суть сквернящая человека» (Мф. 15: 19). И еще: от избытка сердца глаголют уста человека (Лк. 6: 45). Словом, как учит свт. Тихон Задонский43, «чего на сердце нет, того и в самой вещи нет. Вера не есть вера, любовь не есть любовь, когда на сердце не имеется, но есть лицемерие». В Евангелии, значит, содержится ответ Ницше, который так боялся всякого лицемерия. Чистота сердца исключает притворство, и только в ней человек возвращает себе первозданную способность видеть Бога.
Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся.	Ницше часто говорил о «любви к дальнему», вместо любви к ближнему. А слово Божие говорит: «Я исполню слово: мир, мир дальнему и ближнему, говорит Господь, и исцелю его» (Ис. 57: 19). Что значит у Ницше «этика любви к дальнему»? Это довольно глубокая мысль: в человеке нужно любить то, чем он может стать, и с требовательностью относиться к тому, что он есть. Иначе, любя его просто так, мы окажем ему плохую услугу. Человек в его развитии (в перспективе сверхчеловек) - это и есть, по Ницше, «дальний». Как видно, своя правда в этом есть. Евангельская любовь не потакает и всегда требует изменений от человека. Но не менее верно и то, что человек должен хранить мир с другими людьми, как условие внутреннего мира с Богом. Часто человечество, и особенно Церковь сравнивают с едином телом, в котором если разные члены враждуют, не может быть здоров ни один из них. Естественно, что миротворцам дается такое высокое достоинство: ведь они, примиряя враждующих, восстанавливают гармонию, созданную Самим Богом. Но для Ницше война (прежде всего в иносказательном, но и в буквальном смысле тоже) является необходимым условием развития. Почему? Потому что он не верит в Бога и разумное устройство вселенной. Заратустра так говорит от имени Жизни: «что бы ни создавала я и как бы ни любила я созданное - скоро должна я стать противницей ему и моей любви: так хочет моя воля»44. Здесь мы узнаем ту слепую Волю, о которой учил Шопенгауэр: она порождает и убивает своих созданий. Достаточно сказать о том, что эта безотрадная идея разрушила самого Фридриха Ницше.
Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царствие Небесное. Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради.	Христианство тоже знает о наличии злой Воли в мире, но видит ее причину не в объективном порядке бытия, а в его субъективных искажениях, умалении добра. Поэтому, если ради правды Божией нужно быть изгнанным откуда-либо, или даже лишенным жизни, христианин принимает это как блаженство, потому что сам мир, пораженный злом, этим помогает ему избежать своих соблазнов. Ницше интуитивно понимал это. Большинство, по его мнению, «ненавидит одинокого»45, который идет другим путем. Таким видится философу Христос, распятый большинством за то, что Он отрицал его показную добродетель. Но далее Ницше утверждает, что если бы Господь еще пожил на земле, Он отказался бы пройти путь на Крест. Это была добровольная жертва, она осуществилась путем отказа от власти. А новая, нетривиальная добродетель сама является Властью46. «Разве ты не знаешь, кто наиболее нужен всем? Кто приказывает великое»47. Христианский смысл изгнанничества правды ради был философу непонятен. Он хотел приказывать, диктовать людям ценности, быть услышанным. Но Царствие Небесное чуждо тщеславия, и потому не приходит «приметным образом» (Лк. 17: 20). Ему нужно сначала наступить в сердцах верующих, и только после этого восторжествовать в мире. О Спасителе сказано у пророка: «не возопиет и не возвысит голоса Своего, и не даст услышать его на улицах. Трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит; будет производить суд по истине» (Ис. 42: 2-3). Если Суд Божий все равно грядет, то блаженны изгнанные за правду.
Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех.	На этом будет справедливо закончить наше чтение Ницше. Что может быть естественнее и вместе с тем отраднее для человека, чем вера в то, что жизнь вечна, и наша земная жизнь - лишь испытание? Даже язычники сохранили представление об этом; но европейская философия утратила его, поддавшись материализму. Ницше нарочито противопоставляет Вечности свое механическое «вечное возвращение». Его герой рискует потеряться в безвременьи: «я смотрю вперед и назад - и не вижу конца»47. Но даже вопреки этому он произносит очень верную истину: «Всякая радость хочет вечности всех вещей» 48. Только сам Ницше пытался найти радость в обреченности, в «любви к судьбе», в наслаждении человека самим собой. Но в результате получалось как бы здание без фундамента и без крыши, непригодное для жизни. «Радость о созданном бывает недолго, как сон, и как сон, с отъятием любимых мирских вещей исчезает: радость же духовная во времени начинается, но в вечности совершится, и во веки пребывает, якоже Сам Бог, о Котором радуются любящие Его, во веки пребывает» (свт. Тихон Задонский)49.

«Человек любит быть Богом, - писал сербский богослов преп. Иустин Попович. - Но никто из богов не компрометировал себя так страшно, как человекобог. Он не мог осмыслить ни смерти, ни страдания, ни жизни»50. В этом - судьба трагического европейского мыслителя Ф. Ницше. Он утратил понимание христианства и самого главного, что оно в себе заключает: того, благодаря чему оно не является ни рессентиментом, ни просто моральным учением, ни философией. Это - единение со Христом и во Христе, в Боге. Обетование вечной жизни, заключающей в себе неисчерпаемые блага, потому что жив и благ Господь. Это смиряющая всякий разум себе в послушание христианская любовь, которая «долготерпит, милосердствует, не завидит, не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине; вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает: аще ли пророчествия упразднятся, аще ли языцы умолкнут, аще разум испразднится...» (1 Кор. 13: 4 - 8).

1 Смольянинов А.Е. Мой Ницше. Хроники интерпретирующего пилигрима. 2003 (htm).

2 Гарин И . Ницше. М.: ТЕРРА, 2000.

3 Даниэль Галеви . Жизнь Фридриха Ницше. Рига, 1991. С. 14.

3 Фауст и Заратустра. СПб.: Азбука, 2001. С. 6.

4 См. К генеалогии морали .

5 См. Так говорил Заратустра.

6 См. По ту сторону добра и зла .

7 См. К генеалогии морали.

8 См. О пользе и вреде истории для жизни .

9 См. Даниэль Галеви . Жизнь Фридриха Ницше. С. 203.

10 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. М.: МЫСЛЬ, 1990. С. 752.

11 Фауст и Заратустра. С. 17.

12 Стефан Цвейг . Фридрих Ницше. СПб.: «Азбука-классика», 2001. С. 20.

13 Гарин И . Ницше. С. 23.

* Конфирмация - обряд миропомазания у католиков и лютеран, который они проходят в юношеском возрасте.

14 Рихард Вагнер . Кольцо Нибелунга. М. - СПб., 2001. С. 713.

15 Там же. С. 731.

16 Там же. С. 675.

17 Ницше Ф . Сочинения. Т. 1. С. 767.

18 Ressentiment (франц.) - злопамятство, враждебность.

19 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 647.

20 Даниэль Галеви . Жизнь Фридриха Ницше. С. 30.

21 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 287.

22 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 11.

23 Стефан Цвейг . Фридрих Ницше. С. 95.

24 Многие годы своей жизни Ницше не мог работать и спать без наркотических препаратов: так сильно его одолевали головные боли и общее нервное расстройство. См. Даниэль Галеви . Жизнь Фридриха Ницше. С. 192.

25 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 704 - 705.

26 Даниэль Галеви . Жизнь Фридриха Ницше. С. 172.

27 Там же. С. 178.

28 Биография Фридриха Ницше // Мир слова (htm).

29 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 744.

30 Даниэль Галеви . Жизнь Фридриха Ницше. С. 191.

31 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 526.

32 Гарин И . Ницше. С. 569.

33 Карл Ясперс . Ницше и христианство. М.: «МЕДИУМ», 1994. С. 97.

34 Даниэль Галеви . Жизнь Фридриха Ницше. С. 235.

35 Карл Ясперс . Ницше и христианство. С. 55.

36 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 92.

37 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 193-196.

37 Схиархм. Иоанн (Маслов). Симфония. М.: 2003. С. 614.

38 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 233.

39 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 85.

40 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 118.

41 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 39.

* Монизм - широкое философское течение, один из постулатов которого состоит в том, что душа и тело суть одно и то же.

42 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 44.

43 Симфония. С. 836.

44 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 83.

45 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 46.

46 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 55.

47 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 106.

47 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 116.

48 Ницше Ф . Сочинения. Т. 2. С. 234.

49 Симфония. С. 785.

50 Преподобный Иустин (Попович). Философские пропасти. М.: 2004. С. 31.